Волки и овцы - Страница 17


К оглавлению

17

Анфуса. Ах, право уж… ну, что?

Мурзавецкий. Не хотите, не хотите отвечать? А я вот тут… у вас… у ног… могу умереть. Отвечайте, отвечайте, мон анж! Ну, ен мо![]

Анфуса. Да что уж… ну тебя!

Мурзавецкий. Анфуса Тихоновна, оставьте, я вас прошу, я не с вами.

Анфуса. Не со мной уж… так, ну, с кем?

Мурзавецкий. С кем? Это странно. Ха-ха-ха! Это странно! Вы думали, с вами?

Анфуса. Да уж… никого тут больше-то… что еще?

Мурзавецкий. Анфуса Тихоновна, тезеву! Евлампия Николаевна, бывают в жизни минуты… Что я! Одна минута, когда человек…[]

Анфуса. Ах уж… что мне с ним?..

Мурзавецкий. Вы молчите, за вас отвечают, – для благородной души моей это… это, я вам скажу… (вздыхает) тяжело.

Анфуса. Да откуда ж она… коли нет?

Мурзавецкий (подходя). Чего нет? Как нет?

Анфуса. Да уж так вот…

Мурзавецкий (осматривая Анфусу и скамейку). Да где ж она?

Анфуса. Коли нет… где ж мне!..

Мурзавецкий (ударив себя по лбу). Боже мой! Боже мой!

Анфуса. Ну уж… чего еще?

Мурзавецкий. Однако какой обман!

Анфуса. Кому уж… нужно.

Мурзавецкий. Так что же это, что же? Обман чувств, игра воображения?


Входит Лыняев.

Явление шестое

Мурзавецкий, Анфуса, Лыняев.


Мурзавецкий. Но нет, я шутить над собой не позволю, дудки!

Анфуса (увидав Лыняева). Ах, вы уж… ну вот… уж сами… (Идет в сад.)

Мурзавецкий. Я еду, еду, не свищу, а наеду – не спущу.

Анфуса. Ну, мели уж… на просторе! (Уходит.)

Мурзавецкий. Но я, нет, я пойду.

Лыняев. Куда?

Мурзавецкий. К ней.

Лыняев. Увы!

Мурзавецкий. Что «увы»? Что такое, милостивый государь, увы?

Лыняев. Нельзя, не велено вас принимать.

Мурзавецкий. Меня не велено? О! Я вот посмотрю. (Хочет идти в сад.)

Лыняев (загораживая калитку). Послушайте! Я вам вот что по-дружески посоветую: поезжайте домой, а то нехорошо.

Мурзавецкий. Что такое «нехорошо»? Позвольте вас… Позвольте вас спросить.

Лыняев (таинственно). В саду поставлены люди, и, как вы войдете, так (показывает знаком), понимаете?

Мурзавецкий. Что, что?

Лыняев. Я не виноват, Евлампии Николаевне было угодно так распорядиться.

Мурзавецкий. Меня ведь не испугаешь; ну, да я, пожалуй, и не пойду, не надо. Я, знаете ли, хотел мое дело с ней миром; а теперь нет, шалишь, морген фри!

Лыняев. Что вам за охота миром?

Мурзавецкий. Да ведь жаль, черт возьми! Пятьдесят тысяч должна.

Лыняев. Хорошие деньги.

Мурзавецкий. Да я не хотел брать, зачем! Я просто, моншер, хотел, сан-фасон, предложить руку, чтобы, компрене ву, соединить капиталы. У меня ничего… то есть нет, что я! У меня состояние, у нее состояние, какие тут иски да взыски![]

Лыняев. Хорошо бы, только она за вас не пойдет.

Мурзавецкий. Ну, так уж не взыщи, не помилую. Ах, моншер, что я с ней сделаю! Ограблю, начисто ограблю!

Лыняев. Пятьдесят тысяч потребуете?

Мурзавецкий. Нет, уж тут не пятьюдесятью пахнет. Полтораста! Усадьба эта моя будет, через неделю моя.

Лыняев. Вот и хорошо, соседи будем. (Жмет руку Мурзавецкого.) Прошу любить да жаловать. А теперь вам пора домой! Вон это не ваш ли экипаж? Вероятно, Меропа Давыдовна за вами прислала.

Мурзавецкий. Да, она ждет; я обещал решительный ответ привезти.

Лыняев. Уж чего же решительнее!

Мурзавецкий. А ведь жаль мадам Купавину, плакать будет. Оревуар! (Уходит.)


Слышен свист и голос: «Тамерлан, иси!» С противоположной стороны входят Глафира и Горецкий.

Явление седьмое

Лыняев, Глафира, Горецкий.


Глафира. Вот, рекомендую: Горецкий, Клавдий. (Горецкому.) А это Михайло Борисыч Лыняев, наш сосед, помещик.

Горецкий (снимая фуражку). Я их знаю-с.

Лыняев. Наденьте, пожалуйста!

Горецкий. Ничего-с. Глафира Алексеевна, позволь для вас какую-нибудь подлость сделать.

Лыняев. Вот странная просьба.

Горецкий. Ничего не странная-с. Чем же я могу доказать? Нет, уж вы не мешайте. Глафира Алексеевна, хотите, весь этот забор изломаю?..

Глафира. Нет, зачем?

Горецкий. Как бы я для вас прибил кого-нибудь, вот бы трепку задал веселую!

Лыняев. Да ведь за это судить будут.

Горецкий. А пущай их судят.

Лыняев. Да ведь посадят.

Горецкий. А посадят, так сидеть будем. Глафира Алексеевна, прикажите какую-нибудь подлость сделать!

Глафира. Я уж, право, не знаю, что вам приказать!

Лыняев. Да зачем непременно подлость? Попросите его правду сказать.

Глафира. Ну, вот я попрошу вас мне правду сказать, вы скажете?

Горецкий. Какую правду-с?

Глафира. А вот какую мы спросим.

Горецкий. Извольте-с, все, что угодно-с.

Лыняев. А если секрет?

Горецкий. Да хотя бы рассекрет. У меня своих секретов нет, а если какой чужой, так что мне за надобность беречь его. Я для Глафиры Алексеевны все на свете…

Лыняев (подавая Глафире письмо). Спросите, кто это писал?

Глафира (показывая письмо Горецкому). Скажите, кто это писал?

Горецкий. Эх! Спросите что-нибудь другое!

Лыняев. А говорили, что все на свете.

Горецкий. Да мне что ж, пожалуй; только за это деньги заплочены.

Лыняев. Сколько?

17